Будет скафандр – будут и путешествия - Страница 76

До меня не сразу дошло, что речь идет обо мне. А потом я просто не знал, что ответить. Многие ли дети знают своих родителей? Во всяком случае, не я.

– Крошка очень трудная личность, даже для меня, – продолжал профессор. – Ага, вот и аэропорт. Когда отправишься в институт, не забудь заехать к нам. И приезжай, пожалуйста, на День Благодарения – на Рождество ты ведь, безусловно, поедешь домой?

– Спасибо, сэр, обязательно.

– Вот и хорошо.

– Кстати, насчет Крошки. Если она очень разбушуется, то не забывайте про маяк. Материня с ней справится.

– Что ж, это мысль.

– Крошке еще ни разу не удавалось обвести Материню, хотя она и пробовала. Да, я совсем забыл. Кому можно об этом рассказывать? Не о Крошке, разумеется, а обо всей истории?

– А разве не понятно?

– Сэр?

– Рассказывай кому угодно. У тебя сразу пропадет всякое желание делать это, потому что почти никто тебе не поверит.

Домой я летел реактивным самолетом – ну и быстрая же машина!

Обнаружив, что вся моя наличность состоит из доллара шестидесяти семи центов, профессор Рейсфелд настоял на том, чтобы одолжить мне десять долларов, так что я подстригся на автобусной станции и смог купить два билета до Сентервилля, чтобы не сдавать Оскара в багажник, где его могли повредить. Стипендия в МТИ больше всего порадовала меня тем, что Оскара не придется продавать, хотя я и так не продал бы его ни за какие деньги.

Из-за Оскара водитель остановил автобус прямо у нашего дома – уж больно неудобно было бы его тащить от станции.

Я пошел в сарай, повесил Оскара на его стойку, сказал, что позже зайду, и вошел в дом с заднего крыльца.

Мамы не было видно, папа сидел у себя в кабинете. Он поднял глаза от книги.

– Привет, Кип.

– Привет, пап.

– Как попутешествовал?

– Видишь ли, я не попал на озеро.

– Я знаю. Звонил профессор Рейсфелд; он все мне рассказал.

– А… а… В целом, попутешествовал очень неплохо.

Я заметил, что он держит на коленях том энциклопедии «Британника», раскрытый на статье «Магеллановы облака».

Папа поймал мой взгляд.

– Никогда не доводилось их видеть, – сказал он с сожалением. – Была однажды возможность, да все времени улучить не мог, если не считать одной облачной ночи.

– Когда это, папа?

– Еще до твоего рождения, в Южной Америке.

– А я и не знал, что ты там бывал.

– Бывал. По заданию правительства. Но об этом не принято рассказывать. Красивые они?

– Невероятная красота. Я тебе все расскажу подробно, у меня и магнитофонная пленка есть.

– Не к спеху. Ты ведь устал. Триста тридцать три тысячи световых лет – расстояние приличное.

– Нет, что ты, ровно в два раза меньше.

– Я имею в виду оба конца.

– А-а. Но мы вернулись обратно не тем же путем.

– То есть как?

– Не знаю даже, как объяснить, но когда эти корабли совершают прыжок – любой прыжок – короткий путь обратно и есть долгий путь вокруг. Корабль летит прямо вперед, пока снова не оказывается в исходной точке. Ну, не совсем «прямо вперед», потому что пространство изогнуто, но настолько прямо, насколько возможно.

– Гигантский космический круг?

– Ну да. Круговой путь по прямой линии.

– Ну-да. – Он задумался. – Кип, а какое расстояние охватывает этот круг Вселенной?

– Я спрашивал, папа, но не понял ответа (Материня сказала мне тогда: «какое может быть „расстояние“ там, где нет ничего?»). Это вопрос не столько расстояния, сколько состояния. Мы не летели, мы просто перемещались.

– Да, неразумно выражать математические вопросы словами. Следовало бы мне это знать, – упрекнул себя отец.

Я уж хотел было посоветовать ему обратиться к доктору Бруку, как голос мамы пропел:

– Здравствуйте, мои дорогие!

На секунду мне показалось, что я слышу Материню.

Мама поцеловала отца, потом меня.

– Хорошо, что ты уже дома, милый.

– Гм… – я обернулся к отцу.

– Она все знает.

– Да, – сказала мама тепло. – Я не боюсь, когда мой взрослый мальчик отправляется в путь куда бы то ни было, лишь бы он благополучно возвращался домой. Я ведь знаю, ты всегда дойдешь туда, куда захочешь. – Она потрепала меня по щеке. – И я всегда буду гордиться тобой. А я только что сбегала на угол в лавку еще за одной котлетой.

* * *

Следующим утром, во вторник, я пришел на работу очень рано. Как я и предполагал, моя стойка находилась в ужасном состоянии. Надев свой белый пиджак, я быстро принялся наводить порядок. Мистер Чартон говорил по телефону. Повесив трубку, он подошел ко мне.

– Хорошая была поездка, Кип?

– Очень, мистер Чартон.

– Кип, я хотел спросить тебя кое о чем. Ты все еще хочешь слетать на Луну?

Я чуть не подпрыгнул. Да нет, не может он ничего знать.

И поскольку Луны я толком так и не увидел, мне, конечно же, хотелось побывать там еще раз, но только уже не в такой спешке.

– Да, сэр. Но прежде всего колледж.

– Я именно об этом и толкую. Видишь ли… Детей у меня ведь нет. Так что если нужны деньги, скажи мне.

Он намекал раньше на фармацевтическую школу, но ни о чем подобном и речи не было. И только вчера вечером папа сознался, что еще в тот день, когда я родился, оформил мне страховку на учебу, но никогда ничего мне не говорил, чтобы посмотреть, чего я сумею добиться своими силами.

– О, мистер Чартон, большое спасибо! Это очень любезно с вашей стороны!

– Я всецело одобряю твое стремление учиться.

– В общем-то, у меня уже все улажено, сэр. Но вдруг когда-нибудь мне понадобится занять денег.

– А может, и не занять. Дай мне знать. – Он отошел в сторону, заметно расстроившись.

Я работал, и мне было хорошо и тепло. Иногда я трогал рукой «счастливую штучку», лежавшую в кармане. Вчера я дал ее маме и отцу, попросил приложить ее ко лбу. Мама заплакала, папа сказал торжественно: «Я начинаю понимать, Кип». Я решил как-нибудь при случае дать ее мистеру Чартону, когда сумею придумать как это сделать. Стойку я надраил до блеска, потом проверил кондиционер. Сегодня он работал нормально.