Будет скафандр – будут и путешествия - Страница 67

Но существовать она отнюдь не перестанет – просто ее не будет больше там, где она была. Я решил, что черволицые очень легко отделались. Я даже ожидал, что их планету просто взорвут, и нисколько не сомневался, что Три галактики вполне способны на это. А так их просто изгоняют из города, куда им больше не найти дороги – ведь измерений существует очень много, – но вреда им не причинят, просто поместят в своего рода резервацию.

Но голос Материни звучал так, как будто против своего желания ей пришлось принять участие в смертной казни через повешение.

Поэтому я попросил ее объяснить подробнее.

– Ты не понимаешь, милый, добрый Кип: их звезда остается здесь.

– О-о-х, – вот и все, что я смог сказать.

Крошка побелела.

Звезды – источники жизни, планеты лишь несут жизнь на себе. Заберите звезду… и планета начнет охлаждаться… становиться все холодней и холодней, пока не остынет совсем.

Сколько пройдет времени, пока не замерзнет даже воздух? Сколько останется дней или часов, пока температура не достигнет абсолютного нуля. Я задрожал, по коже пошли мурашки. Это еще хуже, чем Плутон…

– Материня, сколько потребуется времени, чтобы сделать это?

Меня охватило поганое чувство, что я ошибся, что я должен был заступиться за них, что даже черволицые не заслуживали такой судьбы. Взорвать планету, перестрелять их всех – это одно, но обречь на смерть от холода…

– Это уже сделано, – пропела она все так же траурно.

– Что?

– Агент, уполномоченный привести приговор в исполнение, ожидает сигнала… Он слышит приговор в ту же минуту, что и мы. Их планету выбросили из нашего мира прежде, чем я успела дойти до вас. Так лучше…

Я не знал, что ответить.

А Материня быстро продолжала:

– Не думай больше об этом, потому что ты должен собрать сейчас все свое мужество.

– Да? А зачем? Что сейчас произойдет, Материня?

– Сейчас в любой момент могут вызвать тебя – на твой собственный процесс.

Я не мог вымолвить ни слова, просто продолжал смотреть на нее. Я ведь решил, что все уже кончилось. Крошка побледнела еще больше, но не плакала. Облизав губы, она спросила:

– Вы пойдете с нами, Материня?

– О, мои дети! Я не могу. Вам придется предстать перед ними одним.

Я, наконец, обрел голос:

– Но за что нас судят? Мы никому не причинили зла. Мы же вообще ничего не сделали!

– Дело не в вас лично. Будет решаться вопрос о судьбе вашего человечества. О человечестве будут судить по вам.

Отвернувшись от Материни, Крошка посмотрела на меня – и я почувствовал гордость от того, что в выпавший нам тяжкий момент испытаний она повернулась не к Материне, а ко мне – к собрату-человеку.

И я знал, что думаем мы об одном и том же: о корабле, корабле, висящем неподалеку от Земли, всего лишь в мгновенье полета от нее и в то же время в неисчисленных триллионах миль, спрятанном в одной из складок пространства, куда не достанут ни радары, ни телескопы.

Земля, зеленая, золотая и прекрасная, лениво поворачивающаяся в теплом свете Солнца.

Бесстрастная команда – и Солнца больше нет. Нет звезд.

Дернется рывком осиротелая Луна – затем начнет кружить вокруг Солнца надгробным памятником надеждам человечества. Немногие оставшиеся в живых на Лунной станции, в Лунном городке и на станции Томба протянут еще несколько недель, а, возможно, и месяцев. Последние люди во Вселенной! Потом умрут и они – если не от удушья, то от тоски и одиночества.

– Кип, ведь она не всерьез, скажи мне, что не всерьез!

– Что, Материня, палачи уже ждут? – спросил я хрипло.

Материня ничего не ответила мне. Она ответила Крошке:

– Все это очень серьезно, доченька. Но не бойся. Прежде, чем доставить вас сюда, я заставила их обещать мне, что если будет принято решение против вашего человечества, вы оба вернетесь со мной на мою планету, где вам придется прожить свои маленькие жизни в моем доме. Итак, иди, говори только правду… и не бойся.

– Вызываются люди Земли, – раздался над нашими головами невозмутимый голос.

Глава 11

Мы шли по необозримому полу, и чем дальше отдалялись от стены, тем больше я чувствовал себя мухой на тарелке. Присутствие Крошки подбадривало, но все равно ощущение было как в кошмаре, когда ты сам себе снишься непристойно одетым в общественном месте. Крошка вцепилась мне в руку и изо всех сил прижала к себе мадам Помпадур. Я пожалел, что не надел свой скафандр – в Оскаре я не так сильно чувствовал бы себя мухой под микроскопом.

Перед тем как мы стронулись с места, Материня приложила мне ко лбу ладонь и начала завораживать меня глазами.

Я оттолкнул ее руку и отвернулся.

– Нет, не надо, – сказал я ей, – ничего не надо. Я не намерен… Я понимаю, что вы хотите, как лучше, но я без наркоза обойдусь. Спасибо.

Материня не настаивала, она лишь повернулась к Крошке. Крошка заколебалась, но потом уверенно тряхнула головой.

– Мы готовы! – заявила она.

Но чем дальше мы тли по этому огромному пустому полу, тем больше я жалел, что не позволил Материне сделать то, что она хотела, хоть и не знаю, каким образом она собиралась заставить нас не волноваться. Надо было хоть Крошку уговорить согласиться.

Навстречу нам двигались от противоположной стены еще две мухи; подойдя к ним ближе, я узнал их: неандерталец и легионер. Пещерного человека тянули вперед невидимыми канатами, римлянин же шел широким свободным неторопливым шагом. Центра мы достигли одновременно и там нас остановили футах в двадцати друг от друга: мы с Крошкой образовали одну вершину треугольника, римлянин и неандерталец – две другие.