– Материня прятала их в свой мешок, – объясняла Крошка. – Они ведь никогда толком не знали, что именно она делает. Она использовала пять деталей для работы, а шестая шла в мешок.
– Мешок?
– Ну да. Она и «мозг» там спрятала, когда мы с ней в прошлый раз угнали корабль. Разве ты не знал?
– Я не знал, что у нее есть мешок.
– К счастью, они тоже не знали. Они ведь тщательно следили за тем, чтобы она ничего с собой не вынесла из мастерской, а она и не выносила. На их глазах, во всяком случае.
– Слушай, Крошка, значит Материня – сумчатое?
– Что? А, ты имеешь в виду как опоссум? Не обязательно быть сумчатым, чтобы иметь мешок. Взять хотя бы белок – у них же есть защечные мешки.
– Верно, есть.
– Итак, она припрятывала детали, и я тоже тащила, что могла. В часы, отведенные для отдыха, она работала с ними в нашей комнате. За все время, проведенное на Плутоне, Материня ни разу не сомкнула глаз. Часами работала она на глазах черволицых, мастеря им стереотелефоны размером с сигаретную пачку и все в таком роде, а потом, когда было положено отдыхать, она работала у себя в комнате, зачастую в темноте, на ощупь, как слепой часовщик.
Она изготовила две бомбы и коммуникатор-маяк дальней связи.
Разумеется, подробности я узнал позже, а когда мы с Крошкой неслись по коридорам базы, она лишь объяснила мне на ходу через плечо, что Материня ухитрилась сделать радиомаяк и подготовила взрыв, который я почувствовал. И что мы должны спешить, спешить и спешить изо всех сил.
– Крошка, – взмолился я, задыхаясь, – к чему такая горячка? Если Материня там, за дверьми, я хочу найти и занести ее – то есть ее тело – обратно сюда. Но, глядя на тебя, можно подумать, что нам установлен какой-то срок, и ты боишься опоздать.
– Так оно и есть!
Маяк-коммуникатор требовалось вынести наружу в определенный момент по местному времени (день на Плутоне продолжается с нашу неделю – опять астрономы оказались правы), чтобы сама планета не экранировала его луч. Но у Материни не было скафандра.
Они обдумывали возможность выхода наружу Крошки – маяк Материня сделала так, что Крошке достаточно было установить его и включить. Для осуществления этого плана требовалось определить местоположение Крошкиного скафандра, и потом пробиться туда, где он находился, и надевать его уже после того, как с черволицыми будет покончено. Но скафандр они не нашли. И тогда Материня сказала мягко, мне даже кажется, что я сам слышал ясные уверенные звуки ее пения:
– Ничего, деточка, я могу выйти и установить его сама.
– Что вы, Материня, нельзя! – запротестовала Крошка. – Там же ужасно холодно!
– Я быстро управлюсь.
– Но вы же задохнетесь!
– Некоторое время я могу не дышать совсем.
На том и остановились. В определенных отношениях спорить с Материней было так же бесполезно, как и с Черволицым.
Бомбы были готовы, маяк тоже, складывалась благоприятная обстановка – черволицых на базе осталось мало, рейсов не ожидалось, Плутон находился в удобном положении для того, чтобы послать сигнал. И Материня решила, что пора начинать.
– Но она сказала мне всего лишь несколько часов назад, как раз когда сообщила, что все надо делать сегодня, что если она не вернется обратно через десять минут, то надеется, что я найду все же свой скафандр и сумею выйти включить маяк, если окажется, что она не смогла. – Крошка заплакала. – Она в-в-впервые призналась, что вовсе не уверена, что это ей удастся!
– Крошка! Прекрати! А что было дальше?
– Я дождалась взрывов и начала обыскивать те места, куда меня не пускали раньше. Но скафандра нигде не было, нигде! А потом нашла тебя и… Кип, она там, снаружи, уже больше часа! – Крошка посмотрела на часы. – И у нас осталось всего двадцать минут. Если к тому времени не включить маяк, то, значит, все ее труды пошли прахом и она п-п-погибла н-н-напрасно! А ей бы это не понравилось!
– Где мой скафандр?
Черволицых мы больше не нашли: по всей очевидности дежурил только один, пока остальные ели. Крошка показала мне герметичную дверь, за которой находилась их столовая – должно быть, бомбы там все разнесли в куски, потому что двери закрылись. Мы быстро пробежали мимо.
Логичная как всегда, Крошка закончила наши поиски как раз там, где находился мой скафандр. Здесь было еще больше дюжины человеческих скафандров – интересно бы знать, сколько супа съели эти вурдалаки.
Ладно, больше им ничего не съесть! Времени я не терял, я только крикнул: «Привет, Оскар!» – и начал одеваться.
«Где ты пропадал, дружище?»
Оскар сохранил отличную форму. Рядом с ним висел скафандр Толстяка, а за ним – скафандр Тима. Натягивая Оскара, я окинул их беглым взглядом, прикидывая, смогу ли использовать что-нибудь из их оборудования. Крошка тоже рассматривала скафандр Тима.
– Может, я смогу воспользоваться им.
Скафандр был намного меньше Оскара и значит великоват для Крошки лишь на девять размеров.
– Что ты! Он на тебя налезет, как носки на петуха. Лучше помоги мне. Сними с него эту веревку, сложи в бухту и пристегни к моему поясу.
– Она тебе не понадобится. Материня рассчитывала отнести маяк ярдов на сто от туннеля и установить. Это все, что тебе придется сделать, если она не сумела. Потом повернешь верхнюю ручку.
– Не спорь! Сколько осталось времени?
– Восемнадцать минут.
– Здесь сильные ветры, – пояснил я. – Веревка может понадобиться.
Материня весила немного. Если ее сбило с ног и унесло ветром, может потребоваться веревка, чтобы вытащить тело.
– Дай мне молоток с пояса Толстяка!
– Сейчас!